- Женщины, способные убить в утробе собственное дитя, и женщины, готовые им в том помочь, были всегда, Нелли, - вздохнул отец Модест. - Но всегда утробное детоубийство совершалось в тайне, во тьме задворок общественных бань и парфюмерных лавок, также и цирюлен, да мало ль еще было потаенных притонов. Ныне же в Париже детоубийцы открыто являют свои вывески. Хуже того, почитается, что кровь и плоть сих убиенных детей обладает целительными свойствами - гнусные твари, недостойные называться женщинами, средь бела дня торгуют стклянками с чудовищным содержимым. Антропофаги, что покупают сие - стареющие кокетки, утратившие мужскую мощь сластолюбцы, больные богачи.

- Ну, не невидаль, - теперь Катино лицо затуманилось каким-то зловещим воспоминанием. - Помню, звали меня в число судей на толковище. Попалась одна на таком деле, польстилась на многое золото. Теперь средь наших долго никому не повадно будет.

- Под луною ничто не ново. Однако ж страшным признаком для общества можно определить публичность таковых злодеяний. В Париже теперь все происходит просто и открыто, народ же взирает на сие с простодушием: невольно вспоминаются зрители гладиаторских боев в Древнем Риме. Понятия Добра и Зла затуманились - впервые за долгие века христианства.

- Сдается мне, труд Ваш будет обширен, - заключил господин де Роскоф. - Однако ж рассейте теперь мое недоумение, каким же образом удалось…

С лестницы донеслись неуверенные шаги. Шаркая ногами, вошел старый Жоб. В обеих трясущихся руках его позвякивал дымящимися чашками подносик.

- Никогда в Керуэзе гости без угощенья не сиживали, - проворчал он беззубо. - Вот… принес вам…шоколаду.

Шоколад оказался на поверку густым отваром свежих ягод шиповника, впрочем, присутствующие отведали его с признательностью.

- Как твои хлопоты, старина? - участливо спросил отец Модест.

- Да спасибо твоему черту, барин, окаянные уж почти весь завал камней разобрали, - с довольством ответил старик. - Приведу Керуэз в Божеский вид, так можно и помирать спокойно. Зажился без господ моих, негоже мне, старому.

- Так каким же образом удалось Вам попасть во Францию? - продолжил господин де Роскоф, когда дряхлый слуга удалился. - Нужды нет, подделать, купить любой необходимый документ - не такая уж сложность. Но какой документ мог Вам подойти для подобного странствия? В любом иностранце здесь видят шпиона, да и кто сюда поедет сейчас? Небось не художник и не пиит. Элен ехала как купеческая жена, однако ж быть женою купца легче, чем самим купцом. Жена не обязана совершать торговых сделок. Но купец, что не встречается со своими собратьями, куда как подозрителен. В сем сословии не спрятаться. Кто ж Вы тогда, если не дворянин и не священник, коих убивают на месте?

- Да, над сим вопросом пришлось изрядно поломать голову, - отец Модест рассмеялся совсем прежним своим, молодым смехом. - У меня не выходило решительно никакой, как сие называют у нас в Ордене, легенды.

- Как же Вы вышли из положения?

- В том-то и дело, что пришлось перестать ломать голову зря. Сие был тупиковый путь решения задачи.

- Вы меня интригуете. Не без документов же Вы странствуете?

- Без оных.

- Ах вон оно, зачем сей юный магнетизер! - Господин де Роскоф аж хлопнул себя ладонью по колену.

- Именно так. Любое желание прояснить мою личность пропадает после небольшого обмена взглядами с Иеремией. Само собою, возможны и такие случаи, когда сие может и не помочь. Однако ж стыдно уж слишком думать о собственной своей безопасности в залитой невинной кровью стране. Коли Господу будет угодно - я напишу свой труд и доставлю его в Крепость.

- Будем надеяться, что Господу это угодно, - господин де Роскоф резко поднялся. - Я слышу многоружейную стрельбу, отовсюду.

ГЛАВА XXIX

Как оказалось, Нелли тож ее слышала. Вот только ее слух не различил опасности в этих звуках, столь слабых, что разве оловянным солдатикам впору их издавать. Поленья в этой остывшей жаровне верно щелкали час назад сильней, чем отдаленные выстрелы.

- Это враги, сударь? - отец Модест бережно свернул свою рукопись.

- Свои стреляют рассеянно, - господин де Роскоф закаменел лицом от напряжения всего своего внимания. - Вот, им начали отвечать, слышите? Залп - десяток выстрелов! Один, два, три - в ответ, в разнобой! Господи помилуй, не на наш ли отряд напали?! Нет, быть того не может, наши должны уж быть дальше! Много дальше!

Где-то пропел рожок - такого ж кукольного звука, что и пальба.

Первым господин де Роскоф поставил ногу на деревянную перекладину лестницы. Прежде, чем на нее влезла Катя, его фалды и каблуки уже мелькнули в квадратном проеме.

Очутившись в свой черед на смотровой площадке, Нелли не сумела сдержать восхищенного возгласа. Полон прелести был пейзаж, обозримый с высоты через проемы меж стенными зубцами. Вот поросший яблоневым садом холм, полумесяцем окруживший замок с западной стороны. Вот чаща, залегшая пониже сада, уходящая вдаль. Вот плоский зеленый дол, разделенный ручейком.

Однако ж любоваться красотами Натуры не приходилось. Лес внизу шевелил зеленью крон, однако ж что укрывали они, как ни присутствие человека, уже слышное?! Что происходило там, меж стволов, на дне колеблемого ветром зеленого моря?

Стрельба делалась громче, но зеленый занавес медлил приподниматься над происходящей трагедией. Волнение старого дворянина и молодых женщин передалось отцу Модесту, который не знал еще о драгоценном грузе, несомом шуанами. Все пятеро вглядывались в даль, тщетно привлекая зрение в помощь слуху.

- Отец Роже, там отец Роже!! - закричала Параша.

Священник, продравшийся сквозь орешник, почти бежал, но бежал при том чрезвычайно странно - если не вовсе спиной вперед, то уж полубоком во всяком случае. Он умудрялся при том не спотыкаться и не падать, руками же озабоченно размахивал на ходу.

- Катрин, беги вниз, не подымал ли Жоб моста?! - приказал господин де Роскоф. - Живей, дитя, растворены ли ворота?!

Лихорадочное волнение дрожало в его голосе, однако рука, сыпавшая порох, была спокойна.

Ан Анку, выбежавший следом за отцом Роже, нес на плече что-то тяжелое, неудобное, наклоненное к груди.

- Да это ж святые мощи, - выдохнула Параша. - Носилки-то бросили, понятно!

Отец Роже остановился, вытянул руки вперед, словно изготавливаясь принять к купели ребенка. Ан Анку передал священнику маленький гробик, немедля взялся за свое ружье.

Внизу ухнула сова. В следующее мгновенье в поле зрения наблюдателей попала Катя, выскочившая навстречу бегущим. Никто не отметил даже ее самовольства. По-крайности было теперь ясным, что с мостом все в порядке.

Теперь отец Роже мчался прямиком, а Ан Анку, чуть от него приотставая, бежал полуоборотясь.

Затем из лесу, чуть левее, выскочил еще один шуан, в коем Нелли узнала юного Жана де Сентвиля. Двое, кого не узнать было с высоты, выбежали справа.

- Скорей же, ах, скорей! - шептала Нелли, глядя, как появляются из лесу все новые люди. Никто из ступивших на открытое пространство еще не стрелял, хотя все были к тому готовы. Зато из чащи, уже совсем громкие, выстрелы доносились все время.

А где ж, между тем, девочки-мальчики? Ни одной из них не было среди отступающих. Не видела она и мадемуазель де Лескюр.

Старый священник задохся от натуги, ноги его спотыкались. Катя подхватила его под руку, увлекая на мост.

В то же мгновение, как отец Роже и Катя исчезли из видимости, из лесу показались первые синие мундиры.

Теперь перестрелка разгорелась вовсю. Шуаны стреляли набегу, стягиваясь к замку.

Несколько раз уж успел выстрелить и господин де Роскоф: удачно или нет, Нелли трудно было понять, поскольку враги падали то там, то здесь. Только враги? Вот споткнулся один из шуанов. Закачался, выронил ружье. Опустился на одно колено. Да кто это? Неужто де Лекур?